Искусная работа

Как-то утром на столе ремесленника возник переполох: в центре поставили большую деревянную заготовку. Первыми проснулись тюбики с красками и тут же разбудили всех остальных. - Смотрите! Смотрите! - кричали тюбики, - Это для нас! -И для нас! - подхватили кисти. Их было меньше тюбиков, но зато они были выше, и их мохнатые хвостики можно было видеть со всех краев стола. Все смотрели на новую гостью: веселые тюбики, стройные кисти, любопытные карандаши, флегматичные стирательные резинки, трудолюбивый художественный лак и даже угрюмая наждачка, ворчавшая на внезапную суматоху. Все ждали, что будут делать руки мастера. И, вдруг, о, чудо, руки убрали верхнюю часть заготовки и изнутри вытащили точно такую, но поменьше; из второй - третью; из третьей - четвертую и вскоре на столе уже стояли пятнадцать заготовок: мало-мало-меньше. Самую последнюю заготовку руки еле могли держать, и ее пришлось поставить на одну из резинок. Эта резинка тут же возгордилась: она теперь не будет выполнять "черную" работу, стирая неудачный штрих, а будет постаментом для этого маленького создания, будущего шедевра. В том, что эти пятнадцать деревянных заготовок будут шедевром, никто не сомневался. Разве могли все жители стола и натруженные руки мастера сделать что-нибудь не великолепно?! И, вот, закипела работа. Сначала ворчунья-наждачка отполировала всю поверхность заготовок, да так, что они стали гладкие-прегладкие. Потом наждачка забралась в коробку и снова начала ворчать, но теперь ворчание было не угрюмым, а лишь выражало удовольствие своей работой. Наждачка следила, как работает молодежь (она-то была здесь самая старшая), и немного нервничала - вдруг у них что-то не получится?! Настала очередь карандаша. Руки с помощью ножа заточили ему нос остро-преостро. Он, конечно, немного попищал, что, мол, прежний нос был не хуже, но новый, действительно был лучше: и длиннее, и тоньше. А с таким носом карандаш мог вмешиваться в гораздо большее количество дел. Он был таким любопытным! Руки быстро наметили карандашом контуры платочков, лиц и фартучков. "Фи!- подумал карандаш, - Девчонки!" и выше задрал пообточившийся нос - он-то был мальчишкой. Принялись за работу кисточки и тюбики. Без устали утонченные кисточки наносили краски из тюбиков на заготовки по карандашным контурам. Красные и желтые тюбики кокетливо снимали свои шапочки и улыбались кисточкам, особенно самым высоким, в элегантных черных фраках с золотыми надписями. Краски этих тюбиков превратились в нарядные платочки и сарафаны. Зеленые и синие тюбики с радостью видели, что благодаря им на фартучках появились нежные ландыши с изящными ладошками-листьями. Белый и черный придали законченный вид. Благородный тюбик с золотой краской подарил свое сияние кокошникам. А тюбик с перламутровой краской подарил жемчужные бусы и браслеты. Руки иногда потирали друг друга. Это, как все уже знали, говорило о том, что мастеру нравится их работа. Вскоре появились улыбающиеся лица с голубыми глазами. - Матрешки! Матрешки! - снова первыми закричали тюбики. -Я давно знала! - хмыкнула наждачка, хотя на самом деле, она, как и все, не догадывалась, что же получится из заготовок. Последним взялся за дело лак, и матрешки заблестели. Их полированные, пролаченные бока были как зеркало, и красные и желтые тюбики то и дело подбегали к ним полюбоваться на свое отражение. Когда работа была завершена, все зачарованно замолчали: нарядные, улыбчивые матрешки были настолько хороши собой, что ими нельзя было не залюбоваться! -Ах, какая прелесть! - в этот раз все с тюбиками согласились. Все восхищались сделанной сообща работой. -Не зря мы трудились столько дней и столько вечеров! Не зря обсуждали, как сделать лучше! Нам есть, чем гордиться! - сказали кисти. Все согласно закивали. И потекли счастливые дни: каждое утро, просыпаясь, все любовались матрешками, а каждым новоприбывшим на стол первым делом показывали удивительную работу. Но вот однажды, как это всегда бывает в жизни, проснувшись утром, жители стола не обнаружили матрешек! Руки мастера забрали их и унесли. Все загрустили. -Больше мы такого не сделаем! - причитали "ветераны". Тюбики уже стали стареть и скрючиваться. У кисточек начали редеть пышные хвостики, и они уже скромно прятались за молодыми кистями. Старая наждачка вышла на пенсию и лишь молчаливо, и с неодобрением наблюдала за всем, что происходит на столе. Ей уже даже на ворчание не хотелось тратить силы. А новое поколение, не видевшее тех чудесных матрешек, только нетерпеливо отмахивалось, когда "старики" начинали рассказ о своей молодости. Зачем их слушать, когда впереди у них, у молодых, свой шедевр, да такой, который другим уже не повторить! И осталось старым тюбикам, кисточкам, стертым резинкам собираться где-нибудь, например, у ветхой наждачки, да кряхтя, вспоминать. -Эх! Какие были матрешки! -Да! Молодежь уже такое не сделает! -Не-е-е...Где уж ей!... Берлин, 2005